Но несмотря ни на что команда Доминго действовала и корабль продолжал обороняться. А где-то рядом был корабль космических сил и тоже все еще жил и боролся.

Битва продолжалась с всепоглощающей неистовостью.

Все члены команды были заняты своими обязанностями. Брэнвен на данном этапе отвечала за работу защитных устройств, обеспечивая их непрерывное снабжение энергией.

Симеон Чакушин следил за ведением обстрела. По приказу капитана, а иногда и по собственному уразумению, он стрелял ракетами и снарядами. В начале боя снарядов было немало на борту, что-то около сотни тяжелых ракет, но они быстро убывали.

Спэнс поражал врага лучевым оружием, а Кармпэн проводил свою собственную линию связи. Доминго пилотировал корабль, пока Искандер выполнял функции главного бортинженера, готовый устранить любое возможное повреждение или, в случае необходимости, заменить какого-либо члена команды.

Посылая врагу очередной салют из ракет и снарядов, Симеон только на одно мгновение подумал: не поговорить ли с Брэнвен? Но эта мысль тут же оставила его и он продолжал выполнять обязанности, от которых зависели и их жизни и жизни сотен тысяч других людей, если “Левиафан” не будет побежден.

Маневрирование кораблей в сложном кольце планетоид продолжалось, а борьба с берсеркером шла не на жизнь, а на смерть. Время как бы остановилось. Никто не мог сказать: сколько его прошло с начала боя? Минуты? Часы? Для уставшей команды Доминго исчезли все остальные миры, за исключением этого, бушующего насилием и огнем.

Симеону, казалось, что нет другого мира и он всегда жил в этом воюющем аду. Где-то существующая Вселенная казалась ему призрачным сном. Реальным и осязаемым был только этот мир, стоящий на грани катастрофы. С каждой секундой этот мир приближался к уничтожению. Симеон пытался избавиться от этих мрачных мыслей, но не мог, и порой казалось, что он сошел с ума. Вокруг корабля пиротехника праздновала свой огненный бал.

Десятки маленьких каменных небесных тел были разбиты залпами из тяжелых орудий и разлетелись сотнями, тысячами огненных комочков, освещающих близлежащие облака из пыли мириадами крошечных солнц. Доминго, отдавая точные приказы, взорвал несколько небольших планетоид и создал плазменный щит, из-за которого мог незаметно подобраться к своему врагу.

Скорость перемещения воюющих кораблей и машины взбудоражили окружающее пространство и прежде здесь редко разбросанная материя, сейчас на экране напоминала плотное облако из гравия и камня. Столкновение с частичкой, превышающей микроскопический размер, могло закончиться плачевно. Человек, нервы и чувства которого бессильны состязаться с машинами, доверился приборам, компьютерам, которые могли выполнять расчеты за долю секунды.

Насилие привело Симеона в паническое состояние. Костлявые руки смерти на мгновение коснулись его. В какой-то миг он, вдруг, подумал, что бой проигран и он мертв.

Пронзительно выли сирены. Когда он снова был в состоянии думать, то понял, что “Пэрл”, только что выдержал удар внутренней волны.

Вполне возможно, что эта волна была сознательно спровоцирована берсеркером с помощью детонации. Защитные силы справились с атакой, но внутренний толчок принес ощущения, которые команда не переживала.

Капитан устроил перекличку по межсвязи. Все ответили, кроме Брэнвен. Что с ней?

Бенкович вызвался узнать. Кому-то необходимо, сказал он, немедленно отключить ее обруч управления, так как ошеломленный, полубессознательный разум, подключенный к системе, может привести к катастрофе.

Симеон был привязан к своему посту и не мог отлучиться. Посылая очередную порцию ракет, Он был озабочен: на складе оставалось сорок боевых единиц.

Между тем Доминго упрятал свой корабль в укромное убежище — орбитальное кольцо из космической пыли — и наступило временное затишье.

Сквозь туман боли и замешательства Брэнвен увидела Бенковича, подходящего к ее боевому посту. Она услышала, как он сказал что-то ободряющее, предлагая провести ее в каюту.

Он отсоединил ее обруч управления и, поддерживая под руки, повел по коридору. В каюте, когда он укладывал ее на кушетку, Брэнвен ненадолго вновь потеряла сознание.

Когда снова пришла в себя, увидела, что шлем ее лежал в стороне, а комбинезон был расстегнут. С отвращением почувствовала руку на своей груди... Его рука была обнажена, но шлем оставался на голове и Брэнвен

не могла увидеть его лица. Она застонала и начала бороться, пытаясь освободиться от его рук.

Бенкович убрал руку. А когда он заговорил, его голос, приглушенный шлемом, напоминал больше механический, чем живой.

— Я пытаюсь помочь тебе... Не сходи с ума, — а затем более мягко. — Разве тебя это не заводит, малышка? Неужели все это не заводит тебя?

Она отшатнулась от него и встала на колени. Она даже не пыталась возражать ему, только произнесла:

— Вон! Вон!

Спэнс молча смотрел на направленное на него оружие. Одетый на нем комбинезон, защитил бы его, но руки были обнажены. Брэнвен по-прежнему не видела его лица.

— Вон! — повторила она.

Постояв еще несколько секунд молча, он повернулся и вышел.

Брэнвен поспешно закрыла за ним дверь, механически набрав код замка. Она была на грани безумия.

“Позже сообщу об этом капитану. А может быть устрою все сама, — думала она. — Но это потом, теперь предстоит закончить бой...”

Отдыхая в убежище, “Пэрл” был похож на планетоиду. Бой стих. Теперь команда могла увидеть и снова ощутить вечную пустоту окружающего пространства.

Но никто не сомневался, что тишина недолговечна и грядет новый, неистовый взрыв.

“Пэрл” получил ряд несущественных повреждений и Искандер с помощью мыслительного обруча, занимался их устранением.

Симеон получил разрешение оставить ненадолго свой боевой пост, чтобы навестить Брэнвен. Сообщение Спэнса относительно ее здоровья было кратким и неясным. Симеон нашел ее в полубессознательном состоянии и собрался отвести в изолятор. Но в тот момент получил жесткий приказ Доминго немедленно вернуться на свой боевой пост. Выходя из ее каюты, он прихватил несколько образцов, привезенных ею с базы берсеркера. Когда он вернулся на свое место, беглый взгляд на эти образцы подсказал ему, что они могут сообщить немного дополнительной информации и многое сказать об исследовании и достижениях берсеркеров в области биологии. Но сейчас было не до этого. Время тщательных научных анализов — впереди.

На горизонте снова показался “Левиафан”. Геннадиус вышел на радиосвязь. Еще раз обоим капитанам удалось объединить усилия против общего врага.

Великий берсеркер, неотступно преследуемый, безжалостно обстреливаемый и нещадно терзаемый кишащими вокруг “Туманчиками”, не сдавался и продолжал сражаться.

Бой продолжался с переменным успехом. И, вдруг, берсеркер исчез.

Доминго невзирая на повреждения корабля и отчаянное состояние своей команды, невзирая на исчерпанные склады с оружием и повсеместные красные сигналы тревоги, немедленно бросился в погоню за “Левиафаном”, клянясь, что его злейший враг не ускользнет.

Между тем Искатель, которому пока удавалось выдерживать чрезвычайное напряжение, пытался утешить себя тем, что сам выбрал этот путь.

Геннадиус, полностью захваченный азартом погони, пренебрег всеми предупреждениями о повреждениях на корабле. У него была альтернатива: он мог остаться на любой ближайшей планетоиде и нести там патрульную службу. Но его корабль был в лучшем состоянии, чем у Доминго и он возглавил охоту.

Корабли на бешеной скорости петляя между многочисленными маленькими планетоидами, достигли наконец, окраины системы. Покинув ее, они продолжали свою неистовую охоту.

Но берсеркер продолжал жить. Он завернул в ущелье и бой возобновился с еще большим ожесточением, чем прежде.

Симеон услышал странные крики по межсвязи и, вдруг, осознал, где он. Закрыв глаза, он стал молиться богу всех Галактик, которому его учили поклоняться еще в детстве.

Кто-то другой из команды — Симеон не узнал кому принадлежал замученный голос — кричал и умолял о чем-то капитана. Но несмотря на сменяющие друг друга крики и бормотание, Доминго продолжал свое дело. Человеческий плач затих. А сигналы тревоги остались. Металлические голоса продолжали визжать и, без всякого сомнения, корабль, разрывая облака из газовых молекул и микроскопических частиц, непрерывно подвергался опасности.